Д. Хармс. "Старуха". Повесть.

[advokat]

ДАНИИЛ ХАРМС
СТАРУХА
Повесть

... И между ними происходит
следующий разговор.

Гамсун.

На дворе стоит старуха и держит в руках стен-
ные часы. Я прохожу мимо старухи, останавливаюсь и
спрашиваю ее: "Который час?"
- Посмотрите, - говорит мне старуха.
Я смотрю и вижу, что на часах нет стрелок.
- Тут нет стрелок, - говорю я.
Старуха смотрит на циферблат и говорит мне:
- Сейчас без четверти три.
- Ах так. Большое спасибо, - говорю я и ухожу.
Старуха кричит мна что-то вслед, но я иду не
оглядываясь. Я выхожу на улицу и иду по солнечной
стороне. Весеннее солнце очень приятно. Я иду
пешком, щурю глаза и курю трубку. На углу Садовой
мне попадается навстречу Сакердон Михайлович. Мы
здороваемся, останавливаемся и долго разговарива-
ем. Мне надоедает стоять на улице, и я приглашаю
Сакердона Михайловича в подвальчик. Мы пьем водку,
закусываем крутым яйцом с килькой, потом прощаем-
ся, и я иду дальше один.
Тут я вдруг вспоминаю, что забыл дома выклю-
чить электрическую печку. Мне очень досадно. Я по-
ворачиваюсь и иду домой. Так хорошо начался день,
и вот уже первая неудача. Мне не следовало выхо-
дить на улицу.
Я прихожу домой, снимаю куртку, вынимаю из жи-
летного кармана часы и вешаю их на гвоздик; потом
запираю дверь на ключ и ложусь на кушетку. Буду
лежать и постараюсь заснуть.
С улицы слышен противный крик мальчишек.Я лежу
и выдумываю им казнь.Больше всего мне нравится на-
пустить на них столбняк, чтобы они вдруг перестали
двигаться. Родители растаскивают их по домам. Они
лежат в своих кроватках и не могут даже есть, по-
тому что у них не открываются рты. Их питают ис-
кусственно. Через неделю столбняк проходит, но де-
ти так слабы, что еще целый месяц должны пролежать
в постелях. Потом они начинают постепенно выздо-
равливать, но я напускаю на них второй столбняк, и
они все околевают.
Я лежу на кушетке с открытыми глазами и не
могу заснуть. Мне вспоминается старуха с часами,
которую я видел сегодня на дворе, и мне делается
приятно, что на ее часах не было стрелок. А вот на
днях я видел в комиссионном магазине отвратитель-
ные кухонные часы, и стрелки у них были сделаны в
виде ножа и вилки.
Боже мой! ведь я еще не выключил электрической
печки! Я вскакиваю и выключаю ее, потом опять
ложусь на кушетку и стараюсь заснуть. Я закрываю
глаза. Мне не хочется спать. В окно светит весен-
нее солнце, прямо на меня. Мне становится жарко. Я
встаю и сажусь в кресло у окна.
Теперь мне хочется спать, но я спать не буду.
Я возьму бумагу и перо и буду писать. Я чувствую в
себе страшную силу. Я все обдумал еще вчера. Это
будет рассказ о чудотворце, который живет в наше
время и не творит чудес. Он знает, что он
чудотворец и может сотворить любое чудо, но он
этого не делает. Его выселяют из квартиры, он
знает, что стоит ему только махнуть платком, и
квартира останется за ним, но он не делает этого,
он покорно съезжает с квартиры и живет за городом
в сарае. Он может этот сарай превратить в прекрас-
ный кирпичный дом, но он не делает этого, он про-
должает жить в сарае и в конце концов умирает, не
сделав за свою жизнь ни одного чуда.
Я сижу и от радости потираю руки. Сакердон
Михайлович лопнет от зависти. Он думает, что я уже
не способен написать гениальную вещь. Скорее,
скорее за работу! Долой всякий сон и лень! Я буду
писать восемнадцать часов подряд!
От нетерпения я весь дрожу. Я не могу
сообразить, что мне делать: нужно было взять перо
и бумагу, а я хватал разные предметы, совсем не
те, которые мне были нужны. Я бегал по комнате: от
окна к столу, от стола к печке, от печки опять к
столу, потом к дивану и опять к окну. Я задыхался
от пламени, которое пылало в моей груди. Сейчас
только пять часов. Впереди весь день, и вечер, и
вся ночь...
Я стою посередине комнаты. О чем же я думаю?
Ведь уже двадцать минут шестого. Надо писать. Я
придвигаю к окну столик и сажусь за него. Передо
мной клетчатая бумага, в руке перо.
Мое сердце еще слишком бьется, и рука дрожит.
Я жду, чтобы немножко успокоиться. Я кладу перо и
набиваю трубку. Солнце светит мне прямо в глаза, я
жмурюсь и трубку закуриваю.
Вот мимо окна пролетает ворона. Я смотрю из
окна на улицу и вижу, как по панели идет человек
на механической ноге. Он громко стучит своей ногой
и палкой.
- Так, - говорю я сам себе, продолжая смотреть
в окно.
Солнце прячется за трубу противостоящего дома.
Тень от трубы бежит по крыше, перелетает улицу и
ложится мне на лицо. Надо воспользоваться этой
тенью и написать несколько слов о чудотворце. Я
хватаю перо и пишу:
"Чудотворец был высокого роста".
Больше я ничего написать не могу. Я сижу до
тех пор, пока не начинаю чувствовать голод. Тогда
я встаю и иду к шкапику, где хранится у меня про-
визия, я шарю там, но ничего не нахожу. Кусок са-
хара и больше ничего.
В дверь кто-то стучит.
- Кто там?
Мне никто не отвечает. Я открываю дверь и вижу
перед собой старуху, которая утром стояла на дворе
с часами. Я очень удивлен и ничего не могу ска-
зать.
- Вот я и пришла, - говорит старуха и входит в
мою комнату.
Я стою у двери и не знаю, что мне делать:
выгнать старуху или, наоборот, предложить ей
сесть? но старуха сама идет к моему креслу возле
окна и садится в него.
- Закрой дверь и запри ее на ключ, - говорит
мне старуха.
Я закрываю и запираю дверь.
- Встань на колени, - говорит старуха.
И я становлюсь на колени.
Но тут я начинаю понимать всю нелепость своего
положения. Зачем я стою на коленях перед какой-то
старухой? Да и почему эта старуха находится в моей
комнате и сидит в моем любимом кресле? Почему я не
выгнал эту старуху?
- Послушай-те, - говорю я, - какое право име-
ете вы распоряжаться в моей комнате, да еще коман-
довать мной? Я вовсе не хочу стоять на коленях.
- И не надо, - говорит старуха. - Теперь ты
должен лечь на живот и уткнуться лицом в пол.
Я тотчас исполнил приказание...
Я вижу перед собой правильно начерченные
квадраты. Боль в плече и в правом бедре заставляет
меня изменить положение. Я лежу ничком, теперь я с
большим трудом поднимаюсь на колени. Все члены мои
затекли и плохо сгибаются. Я оглядываюсь и вижу
себя в своей комнате, стоящего на коленях посере-
дине пола. Сознание и память медленно возвращают-
ся ко мне. Я еще оглядываю комнату и вижу, что на
кресле у окна будто сидит кто-то. В комнате не
очень светло, потому что сейчас, должно быть, бе-
лая ночь. Я пристально вглядываюсь. Господи! Не-
ужели это старуха все еще сидит в моем кресле? Я
вытягиваю шею и смотрю. Да, конечно, это сидит
старуха и голову опустила на грудь. Должно быть,
она уснула.
Я поднимаюсь и, прихрамывая, подхожу к ней.
Голова старухи опущена на грудь, руки висят по
бокам кресла. Мне хочется схватить эту старуху и
вытолкать ее за дверь.
- Послушай-те, - говорю я, - вы находитесь в
моей комнате. Мне надо работать. Я прошу вас уйти.
Старуха не движется. Я нагибаюсь и заглядываю
старухе в лицо. Рот у нее приоткрыт и изо рта
торчит соскочившая вставная челюсть. И вдруг мне
делается все ясно: старуха умерла.
Меня охватывает страшное чувство досады. Зачем
она умерла в моей комнате? Я терпеть не могу
покойников. А теперь возись с этой падалью, иди
разговаривать с дворником, управдомом, объясняй
им, почему эта старуха оказалась у меня. Я с
ненавистью посмотрел на старуху. А может быть, она
и не умерла? Я щупаю ее лоб. Лоб холодный. Рука
тоже. Ну что мне делать?
Я закуриваю трубку и сажусь на кушетку. Безум-
ная злость поднимается во мне.
- Вот сволочь! - говорю я вслух.