[advokat]

И она даже слегка подтолкнула меня под локоть.
Я вышел из булочной и встал у самой двери.
Весеннее солнце светит мне прямо в лицо. Я закури-
ваю трубку. Какая милая дамочка! Это теперь так
редко. Я стою, жмурюсь от солнца, курю трубку и
думаю о милой дамочке. Ведь у нее светлые карие
глазки. Просто прелесть какая она хорошенькая!
- Вы курите трубку? - слышу я голос рядом с
собой. Милая дамочка протягивает мне хлеб.
- О, бесконечно вам благодарен, - говорю я,
беря хлеб.
- А вы курите трубку! Это мне страшно нравит-
ся, - говорит милая дамочка.
И между нами происходит следующий разговор.
ОНА: Вы, значит сами ходите за хлебом?
Я: Не только за хлебом; я себе все сам поку-
паю.
ОНА: А где же вы обедаете?
Я: Обыкновенно я сам варю себе обед. А иногда
ем в пивной.
ОНА: Вы любите пиво?
Я: Нет, я больше люблю водку.
ОНА: Я тоже люблю водку.
Я: Вы любите водку? Как это хорошо! Я хотел бы
когда-нибудь с вами вместе выпить.
ОНА: И я тоже хотела бы выпить с вами водки.
Я: Простите, можно вас спросить об одной вещи?
ОНА (сильно покраснев): Конечно спрашивайте.
Я: Хорошо, я спрошу вас. Вы верите в Бога?
ОНА (удивленно): В Бога? Да, конечно.
Я: А что вы скажете, если нам сейчас купить
водки и пойти ко мне. Я живу тут рядом.
ОНА (задорно): Ну что ж, я согласна!
Я: Тогда идемте.
Мы заходим в магазин, и я покупаю пол-литра
водки. Больше у меня нет денег, какая-то только
мелочь. Мы все время говорим о разных вещах, и
вдруг я вспоминаю, что у меня в комнате, на полу,
лежит мертвая старуха.
Я оглядываюсь на мою новую знакомую: она стоит
у прилавка и рассматривает банки с вареньем. Я
осторожно пробираюсь к двери и выхожу из магазина.
Как раз, против магазина, останавливается трамвай.
Я вскакиваю в трамвай, даже не посмотрев на его
номер. На Михайловской улице я вылезаю и иду к
Сакердону Михайловичу. У меня в руках бутылка с
водкой, сардельки и хлеб.
Сакердон Михайлович сам открыл мне двери. Он
был в халате, накинутом на голое тело, в русских
сапогах с отрезанными голенищами и в меховой с на-
ушниками шапке, но наушники были подняты и завяза-
ны на макушке бантом.
- Очень рад, - сказал Сакердон Михайлович,
увидя меня.
- Я не оторвал вас от работы? - спросил я.
- Нет, нет, - сказал Сакердон Михайлович. - Я
ничего не делал, а просто сидел на полу.
- Видите ли, - сказал я Сакердону Михайловичу.
- Я к вам пришел с водкой и закуской. Если вы
ничего не имеете против, давайте выпьем.
- Очень хорошо, - сказал Сакердон Михайлович.
- Вы входите.
Мы прошли в его комнату. Я откупорил бутылку с
водкой, а Сакердон Михайлович поставил на стол две
рюмки и тарелку с вареным мясом.
- Тут у меня сардельки, - сказал я. - Так, как
мы их будем есть: сырыми, или будем варить?
- Мы их поставим варить, - сказал Сакердон Ми-
хайлович, - а сами будем пить водку под вареное
мясо. Оно из супа, превосходное вареное мясо!
Сакердон Михайлович поставил на керосинку
кастрюльку, и мы сели пить водку.
- Водку пить полезно, - говорил Сакердон Ми-
хайдович, наполняя рюмки. - Мечников писал, что
водка полезнее хлеба, а хлеб - это только солома,
которая гниет в наших желудках.
- Ваше здоровие! - сказал я, чокаясь с Сакер-
доном Михайдовичем.
Мы выпили и закусили холодным мясом.
- Вкусно, - сказал Сакердон Михайдович.
Но в это мгновение в комнате что-то щелкнуло.
- Что это? - спросил я.
Мы сидели молча и прислушивались. Вдруг
щелкнуло еще раз. Сакердон Михайлович вскочил со
стула и, подбежав к окну, сорвал занавеску.
- Что вы делаете? - крикнул я.
Но Сакердон Михайлович, не отвечая мне, кинул-
ся к керосинке, схватил занавеской кастрюльку и
поставил ее на пол.
- Черт побери! - сказал Сакердон Михайлович. -
Я забыл в кастрюльку налить воды, а кастрюлька
эмалированная, и теперь эмаль отскочила.
- Все понятно, - сказал я, кивая головой.
Мы сели опять за стол.
- Черт с ними, - сказал Сакердон Михайлович, -
мы будем есть сардельки сырыми.
- Я страшно есть хочу, - сказал я.
- Кушайте, - сказал Сакердон Михайлович, по-
додвигая мне сардельки.
- Ведь я последний раз ел вчера, с вами в
подвальчике, и с тех пор ничего еще не ел, -
сказал я.
- Да, да, да, - сказал Сакердон Михайлович.
- Я все время писал, - сказал я.
- Черт побери! - утрированно вскричал Сакердон
Михайлович. - Приятно видеть перед собой гения.
- Еще бы! - сказал я.
- Много поди наваляли? - спросил Сакердон Ми-
хайлович.
- Да, - сказал я. - Исписал пропасть бумаги.
- За гения наших дней, - сказал Сакердон Ми-
хайлович, поднимая рюмки.
Мы выпили. Сакердон Михайлович ел вареное мя-
со, а я - сардельки. Съев четыре сардельки, я за-
курил трубку и сказал:
- Вы знаете, я ведь к вам пришел, спасаяь от
преследования.
- Кто же вас преследовал? - спросил Сакердон
Михайлович.
- Дама, - сказал я.
Но так как Сакердон Михайлович ничего меня не
спросил, а только молча налил в рюмки водку, то я
продолжал:
- Я с ней познакомился в булочной и сразу влю-
бился.
- Хороша? - спросил Сакердон Михайлович.
- Да, - сказал я, - в моем вкусе.
Мы выпили, и я продолжал:
- Она согласилась идти ко мне и пить водку. Мы
зашли в магазин, но из магазина мне пришлось поти-
хоньку удрать.
- Не хватило денег? - спросил Сакердон Михай-
лович.
- Нет, денег хватило в обрез, - сказал я, - но
я вспомнил, что не могу пустить ее в свою комнату.
- Что же, у вас в комнате была другая дама? -
спросил Сакердон Михайлович.
- Да, если хотите, у меня в комнате находится
другая дама, - сказал я, улыбаясь. - Теперь я
никого в свою комнату не могу пустить.
- Женитесь. Будете приглашать меня к обеду, -
сказал Сакердон Михайлович.
- Нет, - сказал я, фыркая от смеха. На этой
даме я не женюсь.
- Ну тогда женитесь на той, которая из булоч-
ной, - сказал Сакердон Михайлович.
- Да что вы все хотите меня женить? - Сакердон
Михайлович я.
- А что же? - сказал Сакердон Михайлович, на-
полняя рюмки. - За ваши успехи!
Мы выпили. Видно, водка начала оказывать на
нас свое действие. Сакердон Михайлович снял свою
меховую с наушниками шапку и швырнул ее на
кровать. Я встал и прошелся по комнате, ощущая уже
некоторое головокружение.
- Как вы относитесь к покойникам? - спросил я
Сакердона Михайловича.
- Совершенно отрицательно, - сказал Сакердон
Михайлович. - Я их боюсь.
- Да, я тоже терпеть не могу покойников, -
сказал я. - Подвернись мне покойник, и не будь он
мне родственником, я бы, должно быть, пнул бы его
ногой.
- Не надо лягать мертвецов, - сказал Сакердон
Михайлович.
- А я бы пнул его сапогом прямо в морду. -
Терпеть не могу покойников и детей.
- Да, дети - гадость, - согласился Сакердон
Михайлович.
- А что, по-вашему, хуже: покойники или дети?
- спросил я.
- Дети, пожалуй, хуже, они чаще мешают нам. А
покойники все-таки не врываются в нашу жизнь, -
сказал Сакердон Михайлович.
- Врываются! - крикнул я и сейчас же замолчал.
Сакердон Михайлович внимательно посмотрел на
меня.
- Хотите еще водки? - спросил он.
- Нет, - сказал я, но, спохватившись, приба-
вил: - Нет, спасибо, я больше не хочу.
Я подошел и сел опять за стол. Некоторое время
мы молчим.
- Я хочу спросить вас, - говорю я наконец. -
Вы веруете в Бога?
У Сакердона Михайловича появляется на лбу по-
перечная морщина, и он говорит:
- Есть неприличные поступки. Неприлично
спросить у человека пятьдесят рублей в долг, если
вы видели, как он только что положил себе в карман
двести. Его дело: дать вам деньги или отказать; и
самый удобный и приятный способ отказа - это
соврать, что денег нет. Вы же видели, что у того
человека деньги есть, и тем самым лишили его воз-
можности вам просто и приятно отказать. Вы лишили
его права выбора, а это свинство. Это неприличный
и бестактный поступок. И спросить человека: "веру-
ете ли в Бога?" - тоже поступок бестактный и не-
приличный.
- Ну, - сказал я, - тут уж нет ничего общего.
- А я и не сравниваю, - сказал Сакердон Михай-
лович.
- Ну, хорошо, - сказал я, - оставим это. Из-
вините только меня, что я задал вам такой непри-
личный и бестактный вопрос.
- Пожалуйста, - сказал Сакердон Михайлович. -
Ведь я просто отказался отвечать вам.
- Я бы тоже не ответил, - сказал я, - да толь-
ко по другой причине.



- По какой же? - вяло спросил
Сакердон Михайлович.
- Видите ли, - сказал я, - по-моему, нет ве-
рующих или неверующих людей. Есть только желающие
верить и желающие не верить.
- Значит, те, что желают не верить, уже во
что-то верят? - сказал Сакердон Михайлович. - А
те, что желают верить, уже заранее не верят ни во
что?
- Может быть, и так, - сказал я. - Не знаю.
- А верят или не верят во что? В Бога? -
спросил Сакердон Михайлович.
- Нет, - сказал я, - в бессмертие.
- Тогда почему же вы спросили меня, верую ли я
в Бога?
- Да просто потому, что спросить: верите ли вы
в бессмертие? - звучит как-то глупо, - сказал я
Сакердону Михайловичу и встал.
- Вы что, уходите? - спросил меня Сакердон
Михайлович.
- Да, - сказал я, - мне пора.
- А что же водка? - сказал Сакердон Михайло-
вич. - Ведь и осталось-то всего по рюмке.
- Ну, давайте допьем, - сказал я.
Мы допили водку и закусили остатками вареного
мяса.
Продолжение будет