[A K M]

Неужели пережили войну?
Кроликов мы съели, картошку съели. Дети в школу не пошли, потому что раздетые. А с железной дороги Сергей Николаевич приносил мне работу, собирала патроны для уличного освещения, платили очень мало…
В очереди простоишь за отрубями. Ночь простоишь, утром хлеба дадут норму. Хлеб намочишь, отруби, ошпаренные крутым кипятком, набухнут, смешаешь намоченный хлеб и отруби, мороженной, отварной картошки натолкаешь, и на сковородку. Аромат по комнатам. Съедим — и за работу, собирать патроны…
Наконец весна 1945 года. Неужели пережили войну?.. Мы с мужем поехали в Репино. Красили кровати, стены. Взяли меня управхозом, по ночам охраняла дачи художников, артистов — там никто из них не жил. Жили пленные. Даже однажды ночью мне дали ружье, незаряженное. Я надела его на правое плечо. А пленные из окон смотрят на меня, гогочут… Отстояла ночь, домой пришла — расплакалась, Костя утром пошел в правление требовать, чтобы меня рассчитали.
Наденьку я еще грудью кормлю. Ходим на залив всей семьей. Отец и сыновья ловят рыбу: окуньков, а то и судаков. Мелко: рыба возле камней собирается, а со стороны Кронштадта — дымка, морские саперы очищают фарватер от мин. Рыбы много — целый противогаз мелочи соберем, а крупную — на ветку нанижем и несем через плечо. Берега пустынные, ни души, а песок горячий…
Купаемся, и младшую Наденьку в водичку опускаем (она рано пошла, в десять месяцев). Веселая, прыгает, возится, визжит, хочет поймать рыбку, а та убегает. Дети смеются, и нам с отцом — хорошо...
Костя тащит через плечо двух огромных судаков. Идем по аллее, а навстречу — огромный детина. Сначала на судаков смотрит, а потом давай обниматься! Оказалось, Костин начальник БГМП, капитан. Муж с ним плавал на каком-то судне…

Феденьку не засчитали…
Сколько позади, сколько пережито — не было бы войны и умершие в блокаду дети были бы живы и тоже радовались бы теплу. Мне же полностью радоваться не приходится. Не дожили они…
Помню, как в молодости я поступила в мореходку. Отец узнал, что учусь, явился туда, забрал документы и при всех их разорвал: «Чтобы моя дочь была моряком — не допущу!» Тогда я поступила на рабфак Судостроительного института на Фонтанке, около Калинкиного моста. Играла на скрипке, балалайке и гитаре. Всегда около меня были люди. Работали от чистого сердца — если скажут надо, без выходных и праздников. Мои «щуки» (причастна к строительству подводных лодок), громили фашиста, а кровь моя спасала бойцов…
В 1947 году я должна была получить медаль многодетной матери. Мои дети: Милетта (умерла в 1942 году, 8 лет, 9 месяцев, 15 дней), Кроня, Надя, Коля. Федю не засчитали… Но разве моя вина, что он умер на 81-й день своей жизни, что в Ленинграде был голод и не было молока…
Я отказалась от медали и пособия на пятого ребенка… И все равно я счастлива: у меня любимый муж (вдов вокруг молодых, здоровых достаточно!)
Из четырех блокадных детей я спасла двоих сыновей…

Давно не пишу в свой дневник. Но последнюю запись все-таки сделаю. 1954 год. Мой сын Кроня, чудом в блокаду выживший, уехал на целину и умер на Новой Земле, в Русской гавани — работал механиком…

Ангелина КРУПНОВА-ШАМОВА

http://www.novayagazeta.spb.ru/