В булгаковском романе нетрудно заметить мотив расплаты за легковесные слова: "булгаковский дьявол обладает поразительным свойством материализовываться после любого чертыханья всех героев романа, любящих всуе поминать имя нечистого". Но свой рассказ о Маргарите Мастер как раз и начинает с упоминания черта: "Она несла в руках отвратительные, тревожные желтые цветы. Черт их знает, как их зовут...".
 
"Любовь выскочила...". "Так поражает финский нож"... "Убийца"...
 
Теперь сравним: "За мной, читатель! Кто сказал тебе, что нет на свете настоящей, верной, вечной любви? Да отрежут лгуну его гнусный язык! За мной, мой читатель, и только за мной, и я покажу тебе такую любовь!" (гл. 19). Неужели великий Булгаков, великий стилист не смог найти других слов для описания "вечной любви"? Но если он нашел именно такие слова - то, может, это и не любовь? Может, это взаимное использование любовниками друг друга?  
 
Да, я слышу всегдашнее возражение: постойте, сам же Булгаков сказал, что он пишет роман о "настоящей, верной, вечной любви"... Сказать он и в самом деле так сказал. Но - как? С какой интонацией? Это всерьез или с иронией и издевкой? Скажите, где еще Булгаков высказывался от себя о серьезном и вечном с такой назойливо-восторженной интонацией первомайских призывов? Только в одном месте романа упоминается подобная восклицательно-призывная интонация - когда Ивану Бездомному "приспичило обличать Рюхина": "Посмотрите на его постную физиономию и сличите с теми звучными стихами, который он сочинил к первому числу! Хе-хе-хе... "Взвейтесь!" да "развейтесь!"".
 
Вот таким же искусственным фальцетом отдает и от заверения Булгакова о вечной любви и верности Маргариты. Булгаков пошутил - а его шутку приняли всерьез...
 
Так что нет уверенности в том, что Маргарита не будет улетать на ежегодные балы Воланда в поисках менее скучных друзей.
 
Маргарита владеет Мастером. Мастеру же не обрести свободы от Маргариты.
 
Маргарита грозит Мастеру: "А прогнать меня ты уже не сумеешь".
 
То, что это именно угроза, понимает даже Воланд: "мастер, притянул к себе Маргариту, обнял ее за плечи и прибавил: - Она образумится, уйдет от меня... - Не думаю, - сквозь зубы сказал Воланд" (гл. 24). А во второй полной рукописной редакции реакция Воланда выглядела еще более однозначной: "Итак, человека за то, что он сочинил историю Понтия Пилата, вы отправляете в подвал в намерении его там убаюкать?"  
 
Вообще Мастер становится приложением к Маргарите: "Я хочу, чтобы мне сейчас же, сию секунду, вернули моего любовника, мастера, - сказала Маргарита, и лицо ее исказилось судорогой". Маргарита здесь все же просит о себе (как о своем же покое она просила, вступаясь за Фриду). Она имеет Мастера, пользуется им, как она пользовалась кремом Воланда. Не случайно в кошмарах Ивана Понырева она столь властно обращается с Мастером: "Тогда в потоке складывается непомерной красоты женщина и выводит к Ивану за руку пугливо озирающегося обросшего бородой человека. Иван Николаевич сразу узнает его. Это - номер сто восемнадцатый, его ночной гость" (Эпилог).
 
Так что Маргарита - отнюдь не "ангел хранитель" и не "добрый гений" Мастера. Вечность с ней - подарочек еще тот!  
 
<...>  
 
http://www.pravaya.ru/word/121/6067